Красавица
и малыш-чудовище
Сара
Пинскер
Он не был
милым ребенком. Он был похож на портрет
президента девятнадцатого века: одни
щеки да недоверчивый прищур. Разумеется,
именно поэтому я и был там. Не из-за
сходства с президентом, а из-за уродства.
Я знал это, и его мать знала.
Она
позволила мне фотографировать, это
порадует моего редактора. Она позировала
с ним, это порадует моего редактора еще
больше. Я уже представлял заголовки:
«Двадцать фактов, которые вы не знали,
о ребенке Давины Мастерс». Или что-то
вроде этого. Заголовки — уже не моя
работа.
Моя
работа — убедить таких людей, как Давина
Мастерс, впустить меня и мою камеру в
свой дом. Они обычно соглашаются по
одной простой причине: я прошу их. Я не
пытаюсь вмешиваться в их личную жизнь:
не свисаю с деревьев, не прячусь за их
машиной, не выслеживаю их. К сожалению,
именно это выделяет меня из большинства
моих коллег.
Как
бы то ни было, я позвонил Давине Мастерс
через неделю после родов, а затем снова
— месяц спустя. Всего два раза. Она
перезвонила мне, когда ему исполнилось
пять месяцев и предложила мне эксклюзив:
представить его обществу. К тому времени
сайты светской хроники уже выдохлись
и их догадки иссякли: в зависимости от
того, что вы читаете, ребенок был
невыносимо красив, или ужасно изуродован,
или являлся клоном самой актрисы. Все
они ошибались.
Она
сидела на белом диване в белых слаксах
и майке, подчеркивающей, что она еще не
пришла в форму после родов и ее это не
беспокоит. Мне это понравилось, так же
как и пятна слюны на диване и штанах.
Признаться, мне она всегда нравилась.
Она была чуть младше меня, но немного
старше, чем волна идентичных Барби,
наводнивших Голливуд на пике генномодной
революции.
Я
подыскивал наиболее тактичный вопрос,
чтобы она не вышвырнула меня вон: «Так
почему вы решили не прибегать к генной
модификации? Новая мода?»
Она
одарила меня взглядом, хорошо знакомым
по фильмам,
надменным и как-будто разочарованным.
Вокруг ее рта появились складки. Мне
понравилось, что она не избавилась от
них хирургическим путем.
– Он
модифицирован. Разумеется. Думаете, я
бы рискнула родить рыжего ребенка в
таком солнечном климате?
Я
запомню эту информацию для другой
статьи. Ходило много слухов о личности
родителя номер два.
– Так,
тогда, м... – Я задумался над следующим
вопросом. Она смотрела на дверь, возможно
размышляя насколько было бы лучше, если
бы я был по другую сторону. Мне нужно
было как-то вернуть ее доверие.
– Я
показывал вам фотографии моей дочери?
Ей девять месяцев.
Обычно
я предпочитаю не говорить о семье, но
иногда это необходимо. В этот раз
сработало. Она наклонилась ко мне,
ребенок хмурил брови на ее коленях.
– Мэ,
– сказал он, и нахмурился еще сильнее.
Она улыбнулась ему, достала из диванных
подушек пустышку. Она вытерла ее о свои
штаны, прежде чем засунуть малышу в рот.
С пустышкой во рту он уже меньше походил
на президента, скорее на моржа.
– Это
Одри, – сказал я, листая фотографии на
планшете.
– Она
великолепна! - сказала Давина Мастерс.
- Наверное Виола в ее возрасте выглядела
так же. Какое лицо! Вы ведь моделировали
с нее, верно?
– Да,
– сказал я. – Мне всегда нравилась ее
внешность, и она немного напоминает мне
сестру, так что я подумал, почему бы и
нет?
– Вы
отправите мне фото для Виолы? Я обедаю
с ней на следующей неделе.
Она
немного расслабилась, а я выдохнул с
облегчением. Я сделал несколько
фотографий, выжидая и надеясь. Дворецкий
принес нам холодного чаю и мы вышли во
двор, чтобы его выпить. Я сделал несколько
фотографий пальм, окруженных стеной,
затем еще несколько фотографий малыша,
катающегося по коврику на траве.
Интересно, сколько стоит сохранять
траву такой сочной в этом климате и
смогу ли я вынудить ее ответить на
главный вопрос.
Наконец,
я спросил напрямую.
– Чарли
был модифицирован с кого-то конкретного
или это индивидуальный заказ?
Я
наблюдал за ее лицом. На миг она замерла,
затем кивнула, будто согласовывая с
собой то, что она скажет.
– Мой
двоюродный дедушка Клэренс. Мой любимый
родственник. Я обожала его лицо. Он
выглядел как самый сердитый парень в
мире, но когда я играла для него, все
хмурые складки разглаживались. Я знаю,
на лице ребенка это выглядит глупо, но
он вырастет.
Я
снова взглянул на Чарли через объектив,
и он бросил на меня самый испепеляющий
взгляд, какой я только получал от
новорожденного. Я готов поклясться, что
он говорит мне, куда засунуть свою
камеру.
– Вы
ведь знаете, что произойдет? - спросил
я ее.
– Эти
фотографии будут на всех сайтах со
светской хроникой и все будут обсуждать
мои ошибки и какая я ужасная мать?
Я
улыбнулся ей:
– И
это тоже. Но потом последует волна копий.
Прощайте маленькие вздернутые носики,
прощайте сконструированные ямочки.
Привет, миллион дедушек Клэренсов.
– Двоюродных
дедушек Клэренсов1,
- поправила она. – На это я и рассчитываю.
Знаете как я устала играть со всеми
этими безликими инженю?
Я скучаю по настоящим
героям. Вы ведь понимаете меня?
Я
понимал. Мы обнялись на прощание. Из
машины я отправил ей фото Одри для Виолы
и одну из фото Чарли для нее. Затем я
загрузил все на рабочий сервер. Я не
знал какой непристойный заголовок они
дадут моей статье, но Давина и я знали,
что заголовок не имеет значения. Мы дали
начало этим прекрасно уродливым детям.
Конец
Комментарий автора:
Этот
рассказ был вдохновлен памяткой для
конкурса Кодек и невероятно необычным
ребенком, которого я встретила на той
же неделе. Мне понравилось придумывать
заголовки в стиле желтых газет, которые
боссы рассказчика могли бы дать этой
статье.
Сара
Пинскер
1 Great uncle Clarence — также «great» можно перевести как «великолепный, великий, прекрасный». Великолепных дедушек Клэренсов.↩
Комментариев нет:
Отправить комментарий